Про альбом Pusha T мне все стало понятно, когда я дошел до песни "Nosetalgia". Где-то в начале второй минуты у него там вздрагивает голос — как раз на тот моменте, где говорится о погибших друзьях. И это очень круто; редко когда услышишь, чтобы человек так чувствовал свою музыку. Впрочем, если даже он притворяется, то перед нами как минимум большой талант — дрожь в голосе не симулируешь просто так.

Все творчество Терранса Торнтона можно при желании вывести из песни Бигги "Ten Crack Commandments": о том, как варить, во что фасовать и где толкать белый порошок, он читал где-то треть своей жизни. И добился того, что каждый новый трек — прогресс, а не шаг на пути к творческому кризису.

Альбом "My Name Is My Name" мог бы запросто утонуть под грузом завышенных ожиданий: для вечной темной лошадки он должен был стать первой поп-записью; в интервью Pusha признавался, что до сих пор не может позволить себе перестать барыжить и сосредоточиться на музыке (а он — один из немногих, из чьих уст такие заявления звучат аутентично). В итоге у него получился альбом, который выходит за рамки круга давних поклонников группы Clipse. А вот великого перелома не получилось.

С одной стороны, Pusha старается выложить здесь все свои козыри, да так, что не капитулирует перед его шиком только нынешний мэр Екатеринбурга. Вибрирующий от напряжения голос отъявленного наглеца, змеиный шип, слушать который — удовольствие, читай он хоть на эсперанто. Малопонятный сленг, которому никакой Rapgenius не указ. Эти вот все "йеагх" и "вууу", которые лучше тысячи слов. Обглоданный до костей, по максимуму избавленный от ненужностей звук, главные составляющие которого — пустота и оглушительный бас (сразу вспоминается недавнее интервью Канье, где он называет продюсеров "редьюсерами", от reduce — "сокращать").